Ель — дерево, в народной дендрологии славян связанное с похоронно-поминальными ритуалами и верованиями, а также функционирующее в качестве обрядового деревца (главным образом — в рождественско-новогодних, масленичных, троицких и купальских празднествах, а также на свадьбе). Относящиеся к ели мифологические представления получили развитие прежде всего у вост. славян (особенно — у русских и белорусов), в то время как на западе славянского мира ель более известна как обрядовое деревце.
Для культурной семантики и символики существенны природные свойства ели как вечнозеленого (ср. сосна, можжевельник, барвинок), что объясняет использование ели в цикле зимних обрядов, пахучего (ср. базилик), колючего, "женского" и бесплодного дерева. Согласно этиологическим легендам, ель укрыла Богородицу во время ее бегства с Христом в Египет или Христа, прятавшегося от чумы, за что получила благословение и была вознаграждена, оставшись навечно зеленой (полес., болг.).
Колючесть ели, а также сильный смолистый запах обусловливают ее применение в качестве апотропея (наравне с сосной, можжевельником, боярышником, шиповником, терновником, крапивой, репейником и др.), ср. Колючий.
На Украине еловые ветки (вместе с ветками шиповника и крапивой) втыкали накануне купальской ночи перед воротами, хлевом, в стреху крыши и другие места, чтобы уберечь скот от ведьм, свиней — от болезней и др. Поляки Силезских Бескидов при первом удое процеживали молоко через положенные крест-накрест еловые веточки, чтобы оно не испортилось, а на Троицу обводили овец вокруг воткнутой в кошаре елочки и давали им взамен корма молодые еловые побеги, смешанные с освященной солью.
Еловые ветки широко использовались для защиты строений и культурного пространства от непогоды. Мораване украшали ими крестики, которые на Пасху втыкали в посевы, — от града. Однако более действенным средством считались еловые ветки, предварительно освященные на Рождество, Крещение, Сретение, Пасху или в день Рождества Иоанна Крестителя (что может осмысляться в связи с необходимостью изгнать из еловых веток скрывающихся в них нечистых духов).
По сообщению с Витебщины, освященные еловые ветки вместе с ладаном подкладывали при закладке дома под четыре утла, чтобы предохранить его от грома. Ветки, которые были воткнуты в лед по бокам проруби на Крещение, приносили домой, клали за образа и втыкали в крышу — от ветра и грома; привязывали к яблоням в саду, чтобы предохранить деревья от бури; втыкали в стену, клали под дом, в подпол — "чтобы буря не тронула", "чтобы хлев вихрем не снесло" (брест,).
Едь — по грамматическому роду названий в славянских языках — по преимуществу дерево женское, ср. рус. ель, елка, серб. іела. омара, оморика, смрека, а также в песнях: "Зеленая ялиночка на яр подалася, молодая дівчинонька в козака вдалася". Вероятно, именно с "женской" символикой ели связан запрет сажать и вообще иметь около дома ель, мотивированный тем, что она якобы "выживает" из дома мужчин. По верованиям сербов в Таково, ель — "баксузно [опасное, вредоносное] дрво": если она растет вблизи дома, в нем не будут рождаться мальчики. На Брянщине считали, что ель нельзя иметь возле тех домов, где много девочек, иначе они останутся вековухами. В Каргополье ель опасались сажать у дома, ибо в противном случае "мужики не будут жить, умирать будут, одни вдовицы будут", ср. закарпатское объяснение того же запрета: "на будэ вэстыся мужьски пол".
Запрет сажать ель у дома может объясняться принадлежностью ели к неплодовым деревьям (согласно болг. легенде, ель "бесплодна", поскольку ее прокляла Богородица). В Белоруссии ель не сажали из опасения, что "в доме ничего не будет вестись", "ничего не будет родить ни в хлеву, ни дома". Особенно избегали держать ель у домов молодоженов, чтобы те не остались бездетными. Значительно реже запрет сажать ель у дома объясняли более общими соображениями: "не будет счастья во дворе", "ктото умрет", "семья искоренится". Подобные объяснения актуальны для мифологии многих других деревьев и кустарников. Ср. также известный по средневековым польским лечебникам запрет спать в тени ели, которая насылает болезни и отнимает у человека сон.
На Рус. Севере, северовостоке и в ц.рус. областях ель выполняет культовые функции, ср., например, с.рус. предания о священных елях, хотя чаще в качестве священных деревьев здесь встречаются сосны. Известны рус. предания о явлении на елях чудотворных икон и о постройке часовен и церквей в местах, где росли такие ели. В Тверской обл. рассказывали, как однажды на ели нашли икону и отнесли ее в соседнюю деревню в церковь, но икона вновь возникла на этой ели: "Тогда поняли, что Богородица хочет, чтобы церковь была на этом месте". Ср. рассказ о том, как оптинский старец Зосима вырезал на большой старой ели крест, чтобы под ним могли молиться келейницы. Ель упоминается в фольклорных текстах и паремиях, касающихся архаической практики венчания вокруг дерева, ср.: "Венчали вокруг ели, а черти пели".
В верованиях восточных славян ель имеет отношение также и к области народной демонологии, ср. упоминания в быличках о "еловом" лешем, мотивированные представлением о его частичной дендроморфности. Изредка ель могла фигурировать в качестве хозяйки леса, ср. олонецкий договор с елью о ночлеге: "Ель, еленица, красная девица, оборони от темненькой ночи". Однако чаще ель была местом пребывания лешего, а также черта, русалки и др. демонологических персонажей. Согласно владимирской быличке, домовой живет в большой сосновой или еловой ветке, подвешенной гденибудь во дворе. Дети лесовых духов лежат в люльках, висящих на елях и соснах, а дети русалок — под елями. По елкам черти водят проклятых и утащенных ими в лес детей, под елью леший укладывает спать заблудившихся детей и т. д.
Один из популярных мотивов русской демонологии, связанной с елью, — счет хвоинок. Согласно быличкам, этим занимаются по поручению колдунов заброшенные к ним проклятые дети, а также черти, требующие себе работы у колдунов. Тот же мотив встречается и в заговорах от детской бессонницы, ср.: "Поди, заря, в лес, сядь на елку, считай себе иголки. Там тебе дело, там тебе работка. Моего дитятка сердечного знай, не задевай" (архангел.).
По вост. и а.слав, поверьям, черт (дьявол, нечистая сила вообще) пребывает под елью или прячется под ней во время грозы, навлекая на себя гром и молнии. Этим объясняется запрет находиться под елью в грозу, а также выращивать ее у дома, использовать для строительства и для топки бани, поскольку Господь (Илья и др.), преследуя дьявола, может ударить громом в ель.
Ель могла выступать в функции медиатора. Под елью колдун вызывал лешего; на святках люди слушали, стоя среди елей, как в провалившейся некогда под землю церкви поют певчие (новгород.). Согласно с.рус. быличке, женщину в лесу преследовал злой дух в облике черного поросенка, исчезнувший лишь около высокой ели. В в.слав, заговорах ель выступает в качестве мирового дерева, стоящего на море, на острове Буяне, у камня Алатыря, под которым сидят Христос, Богородица и др., или же в качестве "негативного" варианта мирового дерева, когда под елью сидит черт, "сатанинская сила" и под. В заговорах можно также встретить и традиционные формулы "отсылки" болезней на ель: "Иду я, раба Божья (имярек), в лес. Клещ, клещ, на елку лезь. И вся нечисть, на елку лезьте. Аминь".
Ель — дерево, которое нашло широкое применение в вост. и зап.слав, похоронной и поминальной обрядности. Из ели (а также из сосны и березы) часто делали гроб. Украинцы считали даже, что ель (как и сосна) не позволяет покойному "ходить" после смерти, ср. в рус. колядных проклятиях, адресуемых хозяину, плохо одарившему колядников: "А не подашь — на Новый год еловый тебе гроб, осиновую крышку" (рус.), К обычаям более редким относятся рефлексы архаической практики похорон под елью. Так, у старообрядческого согласия бегунов принято было прямо в лесу подкапывать корни большой ели, немного выворачивать ее из земли и в образовавшуюся яму класть тело умершего без гроба, а затем сажать ель на прежнее место, "яко будто век тут ничего не бывало". С этим согласуется олонецкое свидетельство о похоронах удавленников между двумя елями, а также фольклорный мотив похорон под елью в серб, эпических песнях. Под елью в лесу выбрасывали солому из-под умершего, черепки от посуды, из которой его кропили (перм.). У вост. славян, а особенно часто — у русских, повсеместный характер имело обыкновение бросать еловые ветки (реже — ветки пихты и сосны) на дорогу к кладбищу, как перед похоронной процессией, так и ей вслед. Таким образом "устилали" или "разметали" дорогу покойнику, чтобы "не приходил, не тревожил". В Заонежье еловым лапником засыпали пол, порог и ступеньки крыльца, а сразу после выноса тела лапник убирали и уничтожали.
Ель (срубленное деревце, ветки) используется для маркирования пути вообще. Согласно рус. преданию, пьянице, изводившему побоями жену, в пьяном угаре привиделось, что она с малолетним ребенком на руках стоит ночью у проруби, вокруг которой воткнуты в лед небольшие елочки. Внезапно очнувшись, мужик побежал к реке и действительно обнаружил там жену, намеревавшуюся броситься с ребенком в прорубь, хотя никаких елочек рядом не было. Ср. рус. обычай втыкать елки по бокам масленичных горок - вдоль всей их длины, сохранявшийся и в городском быту XVIII — XIX вв.
У западных, в меньше степени — у вост. славян ветви ель как вечнозеленого растения, гирлянды из нее и еловые венки — одно из самых распространенных украшений гроба и могилы, используемое как в самом похоронном обряде (ср. обкладывание могилы лапником после предания тела земле), так и в цикле поминальных обычаев (у западных, реже — у вост. славян). Ветки ели нередко заменяли цветы, особенно в зимнее время. Срубленную ель (а также кипарис, сосну, можжевельник), часто украшенную цветами или лентами, могли устанавливать или реже — сажать на могиле парня или девушки, умерших до брака, т. е. использовать ее в функции свадебного деревца в обрядах типа лохороны-свадьба, хотя значительно чаще (особенно у юж. славян) вместо вечнозеленых деревьев брали плодовые (см. Деревце погребальное).
Связь ели с темой смерти заметна и в рус. свадебных песнях, где ель — символ невесты-сироты, ср.: "А ёлка, ты, ёлка зеленая, та все тебе все сучья ветются, только у меня нету макушечки, макушечку мою бурею сломило, бурею сломило, под горку скатило" (калуж.).
Тот же параллелизм в использовании хвойных (прежде всего — ели) и плодовых деревьев наблюдается и в выборе материала для деревца свадебного. У русских и белорусов, в меньшей степени — у украинцев, срубленную ель устанавливали в доме невесты с последующим выкупом деревца женихом; втыкали в свадебные хлебы, в крышу или ворота домов, где живет невеста, или подвешивали к потолку в самом доме; ставили на стол во время свадебного пира и др. У украинцев и зап. славян для свадебного деревца брали как хвойные, так и плодовые, а у южных — главным образом плодовые деревья. Параллельное использование плодовых деревьев и ели отразилось в терминологических заменах, ср., например, укр. диал. йолка ветка плодового дерева в каравае.
В западной части славянского этнокультурного континуума ветви и верхушка ели служат прежде всего для украшения домов и церквей на Рождество. Сам по себе обычай рождественского деревца, пришедший к славянам из Германии, нашел активную "поддержку" на местной славянской почве, соединившись с многочисленными ритуалами, относящимися к внесению в дом деревца (пня, ствола, ветвей и др.) в определенные праздничные дни календарного года и жизненного цикла человека. В отличие от разнообразия пород деревьев и кустарников, используемых для троицкого, майского, купальского, строительного и свадебного деревца, деревце рождественское в подавляющем большинстве случаев изготовляли именно из хвойных пород, и прежде всего — из ели, что нашло отражение в его названиях, ср. укр. ёлка, ялыночка и др. Обычай устанавливать рождественское деревце получил этиологическое обоснование. Например, в Полесье обычай украшать рождественское деревце связывали с новозаветными "дарами волхвов" или со звездой, взошедшей над местом рождения Христа.
Ель в виде срубленного деревца, его верхушки, веток, венка или гирлянды из еловых веток устанавливали (вешали) в церкви на весь период от Рождества до Крещения, втыкали за образа в доме, подвешивали к потолку, ставили в красном углу на лавке или даже на столе; его носили с собой колядники и пастухи, обходящие дома на святки, а также украшали ими церковь (з.укр., з.бел., пол., кашуб., словац., чеш., морав., словен.), а по окончании святочного цикла эти ветки сохраняли в доме от грозы или втыкали их в поля, пеплом от сожженных веток обсыпали сады, огороды и т. п.
У вост. славян едь использовалась также в качестве деревца масленичного, юрьевского, купальского и строительного, у западных — майского, а также великопостного "гайка".
