Иерофант. От перевернутого положения к прямому.

Роман "Кожа для барабана или севильское причастие", автор Артуро Перес-Реверте.
Очень советую, достойное произведение. Повествует о храме Пресвятой Богородицы, слезами орошенной, расположенном в центре Севильи, и о Лоренсо Куарте, священнике, следователе и дознавателе Института Внешних дел при Ватикане. Действие происходит в 90-е годы XX века.

"...Он зажег свет за алтарем, а по бокам его — шесть свеч, по три с каждой стороны. Затем, разложив книги и поставив поднос с кувшинами для воды и вина, пошел в ризницу, умылся, вымыл руки и протер полотенцем влажные волосы. Открыв шкаф и выдвинув ящики комода, он достал необходимую утварь и выбрал одеяние, подходящее для данного дня года. Когда все было готово, он начал медленно одеваться, в том порядке, как его научили в семинарии: любой священник помнит это всю жизнь. Он начал с амита — квадратной накидки из белой льняной ткани, которая давно уже вышла из употребления и которой в наши дни пользуются лишь священники-интегристы или такие старики, как отец Ферро. Следуя ритуалу, он поцеловал крест в центре накидки, затем бросил ее на плечи и завязал перекрещенные спереди Ленты на спине. В шкафу хранилось три альбы — белых одеяния, покрывающих тело от плеч до самых ног; две из них были слишком коротки на его рост, но третья, которой, вне всяких сомнении, пользовался отец Лобато, подошла. Он надел ее, затянул завязки на шее и подпоясался. Потом, взяв белую шелковую ленту, называемую столон, и поцеловав крест, украшавший ее посредине, надел ее поверх накидки. Далее, перекрестив ее на груди, засунул концы по бокам под пояс. Наконец, он взял старую ризу из белого шелка, с вышитой спереди потускневшими от времени золотыми нитями анаграммой Христа, просунул голову в отверстие, и риза покрыла его тело. Уже одетый, он застыл, упираясь руками в комод и глядя на выпуклое распятие, стоявшее перед ним между двумя тяжелыми серебряными канделябрами. Хотя он не спал в эту ночь, он ощущал ту же самую ясность и тот же самый покой, что и на скамье на площади. Обретение старых, знакомых жестов и движений, знаменующих начало ритуала, еще усиливало это ощущение. Как будто одиночество перестало иметь значение, потому что он повторял движения, которые другие люди — другие одиночества — делали и повторяли точно так же с тех пор, как окончилась Тайная вечеря, на протяжении почти двух тысяч лет. Не важно, что стены храма потрескались, что на его своде исчезают, как призраки, старинные росписи. Что картина на стене, на которой Мария застенчиво склонила голову перед ангелом, попорчена, порвана, покрыта пятнами, краски потрескались, лак потемнел. Или что на другом конце телескопа отца Ферро, на расстоянии миллионов световых лет, холодное мерцание звезд издевательски хохочет надо всем этим.
Может быть, этот умный еврей, Генрих Гейне, был прав и Вселенная — всего лишь результат сна захмелевшего Бога, завалившегося спать на какой-нибудь звезде. Но тайна надежно хранилась под ключом — тем самым, три оборота которого отпирают дверь, ведущую в бездну. Отец Ферро намеревался из-за этого идти в тюрьму, и ни Куарт, ни кто другой не имел права открыть эту тайну добрым людям, ожидавшим сейчас снаружи, в церкви, шум которой — покашливание, звук шагов, скрип скамьи, где кто-то опускался на колени, — доносился до него из-за двери ризницы, через исповедальню, в которой умер Онорато Бонафе, дерзнувший коснуться покрывала Танит.
Он взглянул на часы. Время пришло."

Двойка чаш

Фоновая - Башня, потому что события разворачиваются на фоне военных действий, часто крайне жестоких.
Песня из фильма "Огнем и мечом", в клипе нарезаны эпизоды из этого фильма. Сюжет основан на одноименном романе (первой части трилогии) польского писателя Генрика Сенкевича, действие происходит на Украине во время восстания Богдана Хмельницкого.
Фильм, возможно, не во всем соответствует историческим реалиям, но снято атмосферно, советую посмотреть, если интересуетесь историей.

Король пентаклей и Семерка мечей

Проходимец из Семерки мечей (представитель германской разведки) пытается завести беседу с Королем пентаклей (ювелиром Маршаном). Обратите внимание на черты лица и общее впечатление, которое производят герои диалога. Какой кряжистый, основательный, деловой, немногословный, серьезный Король пентаклей, у него широкие скулы, глубоко посаженные глаза, нос довольно широкий в нижней части. И какой тонкий, гибкий, скользкий представитель Семерки мечей: стройный, узкое вытянутое лицо, тонкий хищный нос, очки практически без оправы, только с переносицей и дужками, миндалевидный разрез глаз.
На мой взгляд, очень хорошая иллюстрация.
Фоновая - Звезда, но в этот раз далекая и отстраненная. Обратите внимание на холодный свет софитов, закрытую позу певицы, она мыслями будто бы не здесь, не с этими людьми. Блеск бриллиантовых серег в ушах тоже прибавляет холода.
Это эпизод из сериала "Исаев", режиссер - Сергей Урсуляк, он же снял "Ликвидацию".
Поскольку мне нравится всё, что делает Урсуляк, горячо рекомендую к просмотру))

Жрица и Семь чаш

Обратите внимание на то, как ставил вопрос И.В. Сталин. Он требовал, чтобы проблема была решена научно и системно, а Жрица в данном случае выступает как комплексный, всеобъемлющий научный подход, когда знания одной области науки могут в прикладном качестве помогать в другой области научного знания (а военное дело - серьезная наука). Также Жрица здесь - тайна в широком смысле слова: энтомология - своего рода тайное знание для военной науки, сама маскировка - тоже тайна, только для врага. 7 чаш традиционно - создание иллюзий.
Чем больше я занимаюсь эзотерикой в широком смысле слова (астрология, мантика, магия и др.), тем больше убеждаюсь, что именно такая постановка вопроса будет верной: знания в разных, зачастую напрямую не связанных между собой  областях, очень обогащают опыт и расширяют возможности мага/прорицателя/астролога и тд.

Эта невероятная история, записанная Анатолием Полежаевым, произошла во времена Великой отечественной войны. 1942-й год. Зима. Война в разгаре. Немцы прут вперёд. В ставке верховного главнокомандующего – плановое совещание. Напоследок обсуждаются противные и не очень понятные присутствующим маршалам и генералитету вопросы. Маскировка. Нет, генералы кое что знают о маскировке – зимой – белые халаты, летом – хаки. Но у немцев всё как-то интереснее. Их аэродромы – не слишком заметны с воздуха, а танки – зачем-то, пятнистые и полосатые, как и форма обмундирования в некоторых подразделениях и частях.

Товарищ Сталин требует, чтобы маскировкой занялись срочно и вплотную, и не абы как, а строго научно, с серьёзным обоснованием. Мол, мысль о том, что зелёное на зелёном – незаметно, не канает. Это и ежу ясно. Нужно что-то более универсальное. Сталин раздражён. Стучит трубкой по столу. Требует немедленных действий. Генералы чешут затылки. Предлагают копировать маскировку противника. Верховный в ярости. Ему нужен принцип и ясность. Как это работает и почему. И кто сможет этим заняться?

Осторожно пискнув горлом, слово берёт какой-то свежеиспечённый генералишко. Он – из интеллигентов. Может, родители учёные, а, может, и сам, в прошлой жизни науку успел подвигать. Генерал робко и путано докладывает, что в Ленинградском университете был такой профессор Шванвич. Так вот он, в своё время, возглавлял кафедру энтомологии, пока её не разогнали в начале тридцатых, и занимался покровительственной окраской крыльев бабочек. Может, он на что сгодится? Сталин неопределённо хмыкает и требует срочно, сегодня же, привезти в Москву этого Шванвича и доставить прямо к нему.
Звонок в Саратов, куда эвакуирован университет. Никакого Шванвича там нет и не было. Кто-то говорит, что он остался в Ленинграде. А там сейчас, ясное дело, блокада.
Спецрейс готов через двадцать минут. Самолёт летит в блокадный город. Шванвича находят дома, в постели. Он уже не встаёт. Куриный бульон в энтомолога заливают прямо в самолёте.
Ночью он уже у Сталина. Главнокомандующий недоверчиво вглядывается в заросшее лицо доходяги-профессора и излагает суть задачи. Немного оклемавшийся Шванвич внимательно слушает и, похоже, даже что-то понимает.

— Ну, что, профэссор, сможэщь помочь армии и фронту?
— Смогу, – сипит в ответ Шванвич.
— Что тэбе для этого нужно, профэссор?
— Три дня и два художника…

Через три дня Борис Шванвич докладывает перед всей Ставкой. Он избегает таких мудрёных слов, как «мимикрия» и «принцип стереоморфизма».
Всё просто, элегантно и доступно. Основа концепции, если в двух словах – выступающее и высветленное красить в тёмное, затенённое и вогнутое – высветлять. Остальное – детали. Художники, под руководством Шванвича, уже всё проиллюстрировали. По сезонам и временам года. Для наглядности на столе стоят объёмные гипсовые модели, раскрашенные так, что их форма совершенно разваливается и уплощается.

Шванвич говорит про «расчленяющий эффект» и про общие закономерности маскировки.
Генералы и маршалы сидят с распахнутыми ртами.
Год спустя, Шванвич снова на приёме у Сталина:
— Проси, что хочэщь, профэссор… Хорошо поработал.
Шванвич задумывается буквально на секунду:
— Хочу кафедру энтомологии. Она была. Но теперь её нет.
С 1944-го по 1955-й, почти до самой смерти, Борис Шванвич заведовал своей любимой кафедрой.

Рассказ взят отсюда

Король чаш поет про море

Прекрасная песня. У меня нет особенных восторгов по поводу Муслима Магомаева, но когда я уже во взрослом возрасте услышала эту песню, очень прониклась.
И очень интересно то, что Муслим рассказывает до начала песни: вся музыка в астрологии, как и большая вода (море, океан) ассоциируется с Нептуном. За пение/вокал отвечает Телец и Венера, но ведь в самом начале Магомаев планировал стать композитором. Настоящий Король чаш, поэтому и так гармонично вошла в его репертуар песня про море.
И текст соответствует: "море возьми меня в дальние дали", "грустные звезды в поисках ласки".