«Да пропади, ты, пропадом! Пусть твои боги закроют себе глаза на твои беды и беды твоих потомков!». Проклятья неслись из открытых окон ухоженного и украшенного цветником дома, напротив которого собралась толпа зевак. Кричала старая женщина, сопровождая страшные слова не менее страшными действиями. Из окна стали вылетать и падать на проезжую часть улицы иконы. Одна, другая, третья. Более смелые наблюдатели события выходили из толпы и подбирали их.
В дверном проеме скандального дома появились две фигуры: юноши и старухи. Бабка держала в правой руке икону и готова была опустить ее на голову молодому человеку с той же яростью, с какой проклинала его. Несколько секунд они стояли и смотрели в глаза друг другу. Парень, успев перехватить руку бабки над своей головой, животным голосом произнес: «Да пошла, ты, вон!».
В толпе зевак, до этого момента застывших в ожидании финала чужой трагедии, началось шевеление. Шепотки перерастали в громкий спор, а спор разделил толпу на два лагеря. Те, кто знал этот дом и предысторию разразившегося скандала, молчали, не примыкая ни к правому лагерю, стоявшему за бабушку, ни к левому, кто защищал внука.
Парень в один шаг молодцевато преодолел четыре ступени порога родного дома, выскочил на улицу и, с явным намерением больше никогда в жизни не возвращаться, ушел по направлению перекрестка. Вслед ему вышла из ворот бабка и со словами: «Боженьку за ноженьку!», выбросила икону, по всей вероятности, последнюю. Завершила скандальное представление появившаяся возле ворот в халате и домашних тапочках пожилая заплаканная женщина. Ни сколько не удивившись растущей на глазах толпе, она спокойно закрыла ворота и зашла во двор. Поднявшись по ступеням, так же спокойно закрыла за собой дверь дома.
Толпа опять ожила. На этот раз зашевелились и вступили в спор нейтралы, молчавшие до этого момента. Последнюю икону подобрал старик. Оставив разноголосую толпу в спорах, скрылся за тем же поворотом, который избрал своим убежищем молодой человек.
Парень сидел на скамье трамвайной остановки и, никаким образом не реагируя на окружающих, смотрел себе под ноги. Из глубокой задумчивости в реальность вернулся только после слов старика:
- Забери! Она тебе еще пригодится, когда возвращать потерю будешь.
-Да пошла она вон!
-Не проклинай себя, прогоняя ее!
-Я себя проклинаю? Это она…
- Её проклятье – её защита от тебя плохого. Расправившись таким образом с иконами, она…
Парень, в поисках защиты и хоть какого-нибудь оправдания, стал ис-кать в его глазах защиты:
- Я их из зоны привез.
- Вот я и говорю, те иконы не вернешь, а к этой – старик протянул икону собеседнику, нужны еще четыре. Только так исправишь дело, и только сам.
Старик положил на колени парню икону святого и скрылся в толпе пассажиров отъезжающего трамвая.

***
Типичная ситуация родительского проклятья. Страдать будут оба. Родная кровь проклинает родную кровь. Проклинают как обычно из мести и, не ведая тайнами дьявольской кухни, угрожают, таким образом, в целях своей защиты от постылого горя.
Как и благословение, проклятье было и будет своего рода главным оружием семейного управления. Часто родители в своем вербальном благословении и проклятье используют два слова-перевертыша «да» и «ад». Невыполнение законов одного влечет за собой кару по законам другого. В вышеизложенной трагедии исправлять положение должны оба - проклинающий, и его жертва.
Меня с этим молодым человеком свела судьба, когда ему было уже 35. В десять минувших лет время рассчиталось с ним за ошибки еще одним судом, разводом, больным сыном, потерей жилья. Но на его физическую стать не наложило отпечаток. Полный сил и энергии, скандалист, неудачник и бродяга – вот примерный его портрет.

***
Прошло некоторое время после скандала. Старая 80-летняя женщина переехала в однокомнатную квартиру, оставив дом на свою дочь и внучку. «Какой Бог? Где его Бог?». Глаза заволокли слезы. Боль сдавила голову. Боль. Нестерпимая боль стала опускаться все ниже и ниже в область шеи, плеч, спины, сердца… «Добраться бы до постели!».
К мыслям прибавилась еще одна – где взять крест, хоть какой-нибудь крест. Есть! В шкафчике на полке нетронутая гневом иконка Христа. Поднявшись кое-как с постели, направилась, было, к шкафчику. Что тут пройти? Из комнаты в комнату пять шагов. Какая-то нечистая сила сковала правую руку и ногу. Левая рука уже с иконой стала опускаться вместе с, пришедшим в движение, шкафом. Ноги потеряли чувствительность и потянули вниз за собой тело. Очнулась уже на полу. Теплые ручонки внука грели шею, но его не видно. Где он. Обволакивающий сознание звонкий голосок неожиданно быстро начал взрослеть. Уже через мгновение, превратившись в грубый и холодный бас Андрея, разразился громом в сердце: «Пошла, пошла, вон! Ненавижу!».
Уходила из жизни не простившая и не прощеная душа, сошедшая с креста и мучимая своим грехом. Три дня искала на потолке Бога и молча звала на помощь. Три дня сторожила нечистая сила свою умирающую в одиночестве жертву, не подпуская к ней родных и близких.

***
Полумертвой Андрей нашел свою бабушку за входной дверью квартиры. Рядом находился, придавивший ноги, шкаф. Она лежала на полу и умирала. «Я поздно пришел к ней в дом. Долго стучал в дверь. Никто не открывал. Открыть помогли соседи» - жаловался потом он матери.
Жизнь давала о себе знать только в открытых глазах, старой парализованной женщины. Бабушка еще целый день была жива. Со всеми она прощалась молча. Андрей долго не решался к ней подойти. Боялся, что проклятья повторятся. Её слабо подвижные губы что-то пытались произнести. Только дыхание. Какая-то сила толкала его лицо к ее губам. Он не столько услышал, сколько почувствовал на своей щеке остывающие буквы слова «прости». Свое «прости» уже слезами ронял на лицо умирающей.

***
Спустя 10 лет.
«Хочу вернуть жену и мать, вылечить сына. Меня, больше чем на полгода, не принимает ни одно жилье» - жаловался он мне. «Живу, как цыган. Два года назад приходил к матери, извинялся за то, что тогда из-бил сестру, а ее пугал своими иконами. Она вроде бы и прощает, но чувствую, искренности в ее словах нет. Последний год искал старика, который отдал мне икону. Безуспешно. Помогите!»
На стол легла тайна его здорового тела, без духовной красоты, без сыновней чувствительности, без интеллектуальной подвижности ума - икона святого Евангелиста Луки. Одна, оторванная от своих авторитетных духовных братьев - причина дисгармонии человеческой жизни, переплетенной узорами проклятий и вербальной нечистоплотностью родителей.

***
Зачастую, похороненное вместе с автором, родительское проклятье воскресает в новом потомке и посторонний человек не может снять его окончательно.
«Может быть, от бабушки осталась какая-нибудь икона. Я ее принесу. Вы научите меня, что нужно сделать? Я боюсь жить дальше».
Пообещав в скором времени вернуться, мужчина, забрал образ святого и вышел.

***
В квартире бабушки, на то время уже покойницы, шли сборы по поводу отъезда сестры Андрея со своей семьей, которая сложилась за 10-летний период отсутствия брата. Трехлетнего малыша – племянника Андрея одевают в тесный комбинезон. Малышу не нравится такое посягательство на личную свободу.
«Пошла вон! Отстань!» - ребенок сопротивлялся. Никто не обращал должного внимания на его детский лепет. Продолжали прятать маленького сорванца в душную одежду.
Оставшись после отъезда гостей одна, мать не случайно начала связывать события прошлого и настоящего.
«Малыш так похож на Андрея. Надо же! Так сильно похож на своего дядю. Где он сейчас? 10 лет о нем нет ни слуху, ни духу». –
В её памяти всплыл тот злополучный день разразившегося семейного скандала. «Обидел и сестру, и мать, и меня. Да, что там вспоминать. Пусть Бог им занимается. Лишь бы нас не трогал». Обида лежала на сердце. Как можно забыть смерть матери, в которой все винили Андрея. И она тоже.

***
Вышеизложенная история наглядно показывает силу икон. Икона святого Луки берегла только здоровье неблагополучного Андрея. Икона Христа Спасителя поддерживала, как могла, жизнь в кающейся старухе.
Продолжение - Обряд снятие собственного проклятия - тут Я - проклинающий. Снять свое проклятие с другого человека