Понравился заговор, стилистически интересный, решила поделиться. Читается, когда сын покинул родной дом (учеба, армия и т.п.). Думаю, для дочери можно поправить. Орфография сохранена. Думаю, не только от тоски, но и как хороший оберег будет работать.

От тоски родимой матушки в разлуке с милым дитяткою.
«Разрыдалась я родная, раба (имя), в высоком тереме родительском, с красной утренней зори, во чисто поле глядючи, на закат ненаглядного дитятки своего яснаго солнышка (имя). Досидела я до поздней вечерней зори, до сырой росы, в тоске, в беде. Не взмилилось мне крушить себя, а придумалось заговорить тоску лютую, гробовую. Пошла я во чисто поле, взяла чашу брачную, вынула свечу обручальную, достала плат венчальный, почерпнула воды из загорнаго студенца. Стала я среди леса дремучаго, очертилась чертою призорочною и возговорила зычным голосом:
Заговаривю я своего ненаглядного дитятку (имя) над чашей брачною, над свежей водою, над платом венчальным, над свечою обручальною. Умываю я своего дитятку во чистое личико, утираю платом венчальным его уста сарахныя, очи ясныя, чело думное, ланиты красныя, освечаю свечою обручальною его становый кафтан, его шапку соболиную, его подпоясь узорчатую, его коты шитые, его кудри русые, его лицо молодецкое, его поступь борзую. Будь ты, мое дитятко ненаглядное, светлее солнышка яснаго, милее вешняго дня, светлее ключевой воды, белее яраго воска, крепче камня горючаго Алатыря. Отвожу я от тебя: черта страшнаго, отгоняю вихоря бурнаго, отдаляю от лешаго одноглазаго, от чужого домового, от злого водяного, от ведьмы киевской, от злой сестры ее муромской, от моргуньи-русалки, от треклятой бабы-яги, от летучаго змея огненного, отмахиваю от ворона вещаго, от вороны-каркуньи, заслоняю от Кощея-Ядуна, от хитраго чернокнижника, от заговорнаго кудесника, от яраго волхва, от слепого знахаря, от старухи-ведуньи. А будь ты, мое дитятко, мои словом крепким – в нощи и в полунощи, в часу и получасьи, в пути и дороженьке, во сне и на яву – укрыт от силы вражьей, от горя, отбеды, сохранен на воде от потопления, укрыт в огне от сгорания. А придет час твой смертный, и ты вспомни, мое дитятко, про нашу любовь ласковую, про наш хлеб-соль роскошный, обернись на родину славную, ударь ей челом семирижды семь, распростись с родными и кровными, припади к сырой земле и засни сном сладким, непробудным.
А будь мое слово: сильнее воды, выше горы, тяжелее золота, крепче горючаго камня Алатыря, могучае богатыря. А кто вздумает моего дитятку обморочить и узорочить, и тому скрыться за горы Араратския, в бездны преисподния, в смолу кипучую, в жар палючий. А будут его чары – ему не в чары, морочанье его – не в морочанье, узорчанье его – не в узорчанье.
(из сборника И.П.Сахарова)

P.S.: Думаю, слова "А придет час твой смертный,..." не должны смущать: у предков было своё представление о смерти, но, если кому не понравятся они, можно и убрать.